"Ну так что, в Рамаллу или в Наблус? - терроризировала я коллег. "Какая разница? Линчуют везде одинаково", - буркнул один из них. Армия добавила оптимизма: "Придется подписать бумагу, что ты снимаешь с нас ответственность за твою жизнь". Когда мы с фотографом, покинув машину, сделали ровно 15 шагов по каменистой тропке и пересели в палестинское такси, стало не по себе от легкости перехода. "Правда же, блокпоста тоже не было?", - как заведенная, спрашивала я фотографа, пока не сообразила, что он тоже вроде как араб, и на самом деле мне никогда не приходилось слышать его мнение о том, что у нас называется емким словом "хамацав" ("ситуация"). Колесить по территориям без бронежилета и армейского джипа было намного приятнее - камнями никто не забрасывал, но охоту разговаривать на иврите у меня отбило начисто.
Голубоглазая Автономия Увиденное в доме Ирины для меня, среднестатистической русскоязычной израильтянки, отдавало сюрреализмом.
Среди погибших от взрывов немало выходцев из России Девять красивых, со вкусом одетых женщин, - инженер-строитель, преподаватель музыки, физик, ведущие за чашечкой кофе интеллигентную беседу на хорошем русском. Правда, чашечки маленькие, на арабский манер, а за простреленными окнами вьются раскаленные улочки Бейт-Джалы. Не исключено, что с кем-то из этих женщин вам приходилось сталкиваться в одном из питерских, московских, киевских и прочих вузов.
Сегодня на территории Палестинской автономии проживает около 600 женщин из России плюс еще несколько десятков украинок и около 60 девушек из Белоруссии.
Статистика эта, по понятным причинам, хромает: посольство на территориях есть только у России, не все девушки регистрируются в консульстве. Но если исходить из того, что в России только в прошлом году училось 100 палестинских стипендиатов, на Украине - около 700, в Белоруссии - около 70, и большинство из них возвращаются оттуда с трофейными женами. В каждой семье - как минимум, двое детей, так что по количеству голубоглазых Автономия скоро вполне сможет соперничать с Израилем. Террористы или партизаны? В районе Вифлеема, Бейт-Схура и Бейт-Джалы проживают 52 русско-палестинских семейства. Неподалеку расположен лагерь беженцев Дехейше, откуда около месяца назад простая русская жена палестинца Ирина Полищук подвозила террориста-самоубийцу к запланированному месту теракта в Ришон ле-Ционе. Двое погибших в том теракте израильтян были из России. Когда дети вырастут, их уже может разделять стена "Она не из наших", - возмущаются в один голос русские жены палестинцев, собравшиеся в роскошном доме Ирины Абу-Дайе (Сафоновой). "Полищук приехала в Израиль, не в Палестину, работать в публичном доме. К нам она не имеет никакого отношения. Мы вышли замуж там, у нас у всех высшее образование. Единственный раз, когда мы подали голос, была демонстрация протеста иностранок жен палестинцев под лозунгом "Мы не хотим, чтобы наши дети умирали", - говорят они. "И все же из Бейт-Джалы регулярно ведется обстрел иерусалимского района Гило. Вам не приходилось встречать здесь террористов?" "А почему вы называете их террористами? - возмущается Татьяна Эль-Хыттыб (Листопад). - Чем палестинец, который борется за освобождение своей земли, отличается от партизан, которые боролись против немецкой оккупации? Только им еще и медали за это вручали".
"Партизаны все-таки взрывали солдат, а палестинцы с неприятной методичностью взрывают женщин и детей". "Если бы у нас были танки и самолеты, наша армия боролась бы с вашей армией. Но у нас, палестинцев, есть только наше тело", - отвечает Татьяна Эль-Хыттыб. Дети войны "Мне жалко еврейских детей, но я не уверена, что хоть один еврей пожалел погибшую беременную палестинскую женщину, которую задержали на КПП, когда она ехала в больницу рожать. Мы не учим своих детей ненавидеть. Нас не меньше вашего пугает, когда они рисуют войну, и по звуку выстрела могут определить вид оружия, из которого выпущен снаряд. Я, как любая мать, воспитываю своих детей так, чтобы они хорошо учились, уважали себя и окружающих. Но все, что они видят вокруг, учит их другому", - добавляет Татьяна. "Например, плакаты шахидов в школе?" Выходцы из России подходят к КПП с разных сторон... "Это память о людях, совершивших геройский поступок. Когда хоронят молодых, красивых парней, женихов наших дочерей, - нам их тоже жалко", - объясняет Ирина Абу-Дайе. "Если вечером блокируют территории, мои дети не могут вернуться домой. А в обычный день им приходится стоять по два часа на жаре на КПП. По какому праву сын моей подруги-еврейки, сын таких же образованных родителей, который тоже говорит по-русски и имеет такой же русский паспорт, как моя дочь, обращается с ней, как с мусором? Потому что у него в руках автомат?" - спрашивает Ирина. Мужья и политика "Израильтяне не имеют ни малейшего представления о нашей жизни здесь. У ваших детей сейчас начинаются каникулы, а наши будут ходить в школу, потому что два месяца мы вообще не могли выйти из дома. Когда израильтяне заняли Рамаллу, и у нас ввели комендантский час, у меня в кармане было 50 шекелей, потому что мы полтора года сидим без работы. Нам позволяли выйти на пару часов через три дня на четвертый, как зверям в зоопарке. У меня разболелся зуб, а из дома выходить нельзя, так и лезла на стенки", - жалуется Татьяна Эль-Хыттыб. "Как-то вечером мы смотрели на освещенные окна еврейского квратала Гило, и я сказала мужу: Наверняка там сейчас какая-то жена тоже спрашивает своего мужа, почему нельзя как-то положить этому конец. Вот, начали строить стену. Когда я услышала об этом решении Шарона, мне стало смешно. Когда же до ваших политиков дойдет, что это не поможет?" - спрашивает она.. "А до ваших политиков это когда дойдет?" Все хором: "Политикой пусть занимаются мужья". Другие палестины "Уезжая из России, вы вообще имели представление, куда едете?" Татьяна Иванчук объясняет: "Я выходила замуж не за религию мужа и не за его народ, а за замечательного человека. Райских условий нам никто и не обещал. Когда я спрашивала мужа, как мы тут будем жить, он заявил: "Ну, как, поставим палатку, будешь арбузами торговать". Арбузами торговать ни одной из них не пришлось большинству палестинских жен остается только завидовать жизни русских жен местной интеллигенции. "Чего вам здесь больше всего не хватает?" Алена Рашмауи (Калашникова) из Санкт-Петербурга: "Нормальной жизни. Я работала в Иерусалиме, в Рамалле. Теперь все перекрыли. Мы не можем посещать концерты, негде развлекать детей На прошлой неделе я хотела добраться до русского посольства в Тель-Авиве, продлить паспорт. Но на КПП русский солдат сказал мне: Если ты замужем за арабом, твой русский паспорт тебе не поможет. Твой муж террорист, и ты - такая же". Татьяна Эль-Хыттыб: "Я скучаю по семье, которая осталась там. До аэропорта ехать 45 минут, а у нас это занимает восемь часов. Вся эта нервотрепка настолько изматывает, что я, каждый раз, когда собираюсь лететь в Россию, в конце концов говорю: Ладно, мамочка, давай уж в следующем году".
Иерусалим
Мусульмане и христиане, проживающие в Палестине, не конфликтуют между собой, а считаются союзниками. Однако пережитки прошлого все еще преобладают над здравым смыслом. Вроде бы между мусульманами, которые чтят Коран, не должно быть столько противоречий, но понятие веры здесь нередко довольно размыто, а традиции пустили крепкие корни в жизненном укладе палестинцев.
Палестинская женщина - образ собирательный. Жительницы деревень сильно отличаются от городских. Городские палестинки более образованы, с широкими интересами и взглядами на жизнь. В городе женщины одеваются по собственному вкусу, здесь влияние традиций слабое. Сельских жительниц можно часто встретить в черных абаях с вышивкой, иногда встречаются женщины в никабах. Они почти все - домохозяйки, их основным развлечением являются турецкие сериалы и посиделки в женском кругу. У женщины в семье есть немалый авторитет, к ее мнению прислушиваются.
У православных арабов, проживающих здесь, принято обручаться примерно за полгода до свадьбы. Православные арабы - народ шумный, но спокойный, вера у них сердечно-непосредственная. Традиций строго придерживаются, являясь людьми очень совестливыми. За церковным календарем даже не следят, им попросту живут, соблюдая посты очень строго. Если зайти к ним в дом во время поста, а на столе будет стоять скоромная пища, то они очень смутятся и начнут извиняться.
Здесь неукоснительно соблюдаются законы гостеприимства. Стоит постучаться в любой христианский дом, и вас накормят и напоят, а затем уже будут расспрашивать, зачем пришел. Разводы законом не предусмотрены. Если произошла серьезная ссора, женщина может спокойно оставить детей мужу и вернуться жить к маме. Муж потом будет за ней приходить и уговаривать вернуться.
Развод рассматривают и приравнивают к тяжкой душевной болезни, редкая семья, где есть разведенные родственники, обречена на естественное вымирание. Свою дочь замуж в такую семью никто не отдаст, из такой семьи не попросят невесту (такая же ситуация возникает, если в семье есть болезни, передающиеся по наследству). Сейчас в здешних христианских семьях принято иметь три-четыре ребенка, что по местным меркам немного.
В мусульманских семьях, практикующих многоженство, детей в среднем двенадцать, однако в христианских семьях отношение к детям совершенно другое. Здесь принято больше заботиться об их здоровье, воспитании, образовании, за ними лучше следят. У мусульман же дети растут на улице, как трава в поле.
Несмотря на это, в настоящее время межконфессиональные отношения носят скорее дружественный характер: очень распространены межконфессиональные браки. По традиции супругов молодым людям подбирают родители, ожидая только их согласия. Дети получают воспитание в конфессии отца.
Если детей отдают учиться в американскую христианскую школу, то даже мусульмане, которые отдают в эту школу детей, подписывают бумагу о том, что у них нет возражений против изучения детьми христианства. В остальных школах существует следующее разделение: на уроках Закона Божьего мусульмане изучают Коран, христиане - Библию.
У мусульман есть очень большое стремление отдавать своих детей в христианские школы. Это обусловлено, во-первых, тем, что школы чистые и дают хорошее образование. Во-вторых, христиане вынуждены проявлять толерантность, в согласии с которой многих детей принимают учиться бесплатно.
Многие христианские частные школы в классе из двадцати пяти человек будут иметь десять христиан, родители которых платят каждый месяц довольно внушительную сумму за обучение ребенка. Здесь же будут пятнадцать мусульман, которые проходят бесплатное обучение.
Еще одна сторона реальности - лагеря палестинских беженцев, не платящие ни за электричество, ни за воду, ни за медицину, ни за образование, ни налоги, что длится десятилетиями. Каждая вторая палестинская семья живет на пять долларов в день, поэтому вынуждена занимать деньги даже на еду.
В Палестине запрещается использование труда детей в возрасте до 15 лет, однако палестинские школьники помогают зарабатывать на жизнь своим родителям, продавая найденные куски металла на свалке скупщикам.
В настоящее время четверть населения Палестины находится за чертой бедности. Согласно статистике, более 53 % населения Палестины - это молодежь до 18 лет. Многие из них погибают в стычках, а те, кому немного повезло, становятся узниками израильских застенков.
Согласно данным ЮНИСЕФ, каждый десятый палестинский ребенок в возрасте до пяти лет отстает в росте, каждый пятый страдает анемией в результате хронического или острого недоедания. Из-за недостаточности питания беременных женщин те дети, которые еще не родились, находятся под угрозой преждевременных родов и болезней.
Уехав за тысячи километров от родины, они оказались заложницами несговорчивости политиков и равнодушия чиновников. В Палестинской автономии, которая переживает не самые спокойные времена, на осадном положении находятся тысячи женщин - наших соотечественниц.
Салон красоты в Газе - неформальный клуб "русских жен" - тех, кто когда-то выходил замуж за палестинских студентов, будущих врачей, инженеров, юристов. Приходя сюда, женщины снимают плотный платок-хиджаб. Они могут надеть брюки и блузки, они громоздят на головах немыслимые "бабетты", позволяют себе маску или изысканную косметику. Но все это перед выходом на улицу прячется, смывается, вновь убирается под платок.
Но главная проблема этих женщин - не закрытые запястья, не платки и даже не ХАМАС с "Исламским джихадом". Каждая из них знает, что раз уехав домой, в Россию, навестить много лет не виденных родителей, они уже не вернутся назад к мужьям и детям. "Ужасно. Это даже не остров. Я себя иногда чувствую, как в тюрьме. Особенно во время, когда здесь была война, было такое ощущение, что это тюрьма", - признается Оксана Дагуди.
Три тысячи "русских жен" в Палестине не нужны ни местным, ни израильским властям. Им не дают вида на жительство, не ставят въездных виз. На их беды не обращает внимания и собственное российское посольство. Юлия Шандугли, психолог, после многих лет разлуки поехала в родной Петербург показать родившихся в Газе внуков дедушке и бабушке. Дорога назад обернулась кошмаром: "Ужасно, просто ужасно. Я была готова даже лезть через туннель. Мой муж договорился насчет туннеля. Просили 4 тысячи долларов. Дело в том, что это очень опасно. Туннели палестинцы роют сами. Это 8 метров песка над тобой, он в любой момент может обвалиться. 200 метров ползком". Она буквально штурмовала границу Египта и Газы с ребенком на руках. В то время как другой её ребенок лежал в Газе в больнице.
Юрист Национального законодательного совета Палестины Хедер Ктиа продал квартиру, бросил работу и собирается к жене Елене в Калининград. Она поехала туда год назад навестить родителей и не может вернуться: "Он готов приехать, но не может выехать. Я не могу приехать, потому что у меня нет гражданства. Дети гражданство имеют, а я нет, хотя прожила там 8 лет".
Исам Барзат – член клуба покинутых мужчин, вполне обеспеченный инженер. Его жена не видела родных 8 лет. Наконец рискнула уехать в отпуск с детьми и вот уже 9 месяцев не может вернуться назад. "Это уже, в конце концов, не семья. Каждый живет у себя. Но я живу надеждой. Надежда умирает последней. Мы рано или поздно соберемся", - говорит он. Эти люди создали здесь уголок далекой родины. Они отмечают русские праздники, читают детям русские книги и все еще надеются на достойное будущее.
В «израильском» аэропорту Бен-Гурион меня ожидала длинная очередь; бороду я загодя сбрил, чтобы сионистам не пришло в голову назвать меня «террористом».
К сожалению, турецкие паспорта сегодня создают в аэропортах множество проблем их держателям. Меня допрашивали полчаса, и это ещё ничего: некоторых моих коллег продержали более 6 часов.
«Хочешь уехать из Палестины?»
В поездке мне реально повезло: я прибыл в Палестину всего за день до злосчастного теракта в стамбульском аэропорту имени Ататюрка, откуда летел мой самолёт. И это не всё: спустя некоторое время после моего отъезда в Турции состоялось нечто похожее на путч, за которым последовало объявление чрезвычайного положения. Я лихорадочно пытался уследить за новостями из Турции, одновременно разбираясь в том, что же всё-таки значит «жить под оккупацией» в Палестине.
«Хочешь вернуться в свою страну?», – спросил у меня один мой друг-палестинец, которому известно, что некоторые мои турецкие друзья светских взглядов желают её покинуть после провала путча. «А ты хочешь уехать из Палестины?», – ответил я вопросом на вопрос. «Хочу, но не думаю, что уеду».
В одном турецком фильме произносится ставшая известной фраза: «Почему человек любит свою страну? Потому что у него нет другого выбора». Не могу представить себе, насколько ему как палестинцу трудно и обременительно в эмоциональном плане каждый день проходить проверки на контрольно-пропускных пунктах в своей собственной стране. Мне, например, хватило негативного опыта прохождения КПП один-единственный раз, чтобы получить хотя бы базовое представление о бесчеловечных ограничениях, вводимых «израильтянами» в отношении свободы передвижения.
Во время моей поездки с коллегами по ту сторону разделительной стены (правильнее, впрочем, называть её «стеной аннексии») для того, чтобы посетить одну из бедуинских деревень, которую «израильские» власти хотят снести по т.н. «соображениям безопасности», в наш автобус зашли двое до зубов вооружённых «израильских» боевиков и проверили наши паспорта и удостоверения личности.
С нами ехали пассажиры из самых разных стран, однако “сыны сиона” – сюрприз! – приказали выйти из автобуса только туркам и палестинцам. Они обыскали наши вещи и устроили нам допрос. В конце концов нас отпустили, за исключением одного моего палестинского коллеги.
Палестинцам на Западном берегу необходимо иметь временное разрешение для совершения поездок по другую сторону стены, и хотя у моего друга было действующее разрешение на все дни недели, сионист на КПП отказался пропускать его под предлогом того, что «сегодня суббота»; он воспользовался своими дискреционными полномочиями с тем, чтобы нарушить основополагающее право моего друга на свободное передвижение. К сожалению, КПП находился посреди пустыни, и поскольку мой друг не хотел, чтобы мы остались вместе с ним, ему в конце концов пришлось пройти больше 3 километров под палящим солнцем , прежде чем его подбросили до ближайшей деревни на попутной машине.
«Добро пожаловать в клуб!» – весело воскликнул он мне, собирая вещи в сумку после обыска на КПП. Среди палестинцев принято сохранять позитивный настрой, несмотря на грубую и жестокую несправедливость, коей их подвергают. Они по-прежнему могут смеяться над своим положением. Быть может, это – одна из тех немногих вещей, на которые они всё ещё могут полагаться. В поездке я познакомился с одним пожилым палестинцем в лагере беженцев Аида неподалёку от г. Бейт-Лахем. Хадж Абу Сабри был вынужден бежать из своей деревни во время Накбы в 1948 году. Теперь ему приходится жить в лагере, обитатели которого лишены базовых благ. Он по-прежнему надеется однажды вернуться в свою деревню. «Я старше, чем “государство” “Израиль ”», – со смехом заявил он.
Пять тревожных фактов
Те, кто приезжают в оккупированную Палестину, обычно переживают шок от увиденного там, но повседневная жизнь продолжается, пусть и в экстремальных условиях. Вот пять тревожных фактов жизни под оккупацией; данный список ни в коем случае не претендует на то, чтобы быть полным или исчерпывающим:
1. Вода имеет принципиальное значение для жизни. Однако «израильские» власти установили на оккупированных палестинских территориях режим апартеида в сфере водоснабжения, в рамках которого палестинцы имеют ограниченный доступ к водным ресурсам на своей собственной земле. Потребление воды среди палестинцев на Западном берегу в 2014 году составляло около 79 литров на человека в день, что намного ниже установленного ВОЗ минимально приемлемого значения в 100 литров на человека в день для бытовых нужд. «Израиль» также конфискует источники воды, используемые для ирригационных и рекреационных целей. Тридцать таких источников находятся под полным контролем незаконных еврейских «поселенцев», при этом палестинцы полностью лишены к ним доступа. Более того, палестинцы имеют лишь частичный доступ к побережью Мёртвого моря, и даже когда все формальности соблюдены, им зачастую не позволяют посещать эти районы.
2. Принцип «никаких налогов без представительства» нарушается «израильской» системой идентификации, призванной ограничивать палестинцев в выборе мест проживания и участии в политическом процессе. Около 300 000 палестинцев из Восточного Иерусалима не могут голосовать на выборах в «израильский» парламент и не имеют доступа к базовой социальной инфраструктуре, несмотря на то, что «государство» обязало их платить налоги. «Израильская» аннексия оккупированного Восточного Иерусалима продолжает оставаться противоправной с точки зрения норм международного права .
3. «Израиль» реализует де-факто политику аннексии посредством своих поселений. На Западном берегу в настоящее время расположено около 125 санкционированных правительством и 100 неофициальных поселений, в которых проживает свыше полумиллиона «поселенцев». Все они находятся там незаконно, в нарушение статьи 49 Четвёртой Женевской конвенции. Данные поселения, ущемляющие права палестинцев, занимаются ещё и тем, что эксплуатируют и транжирят палестинские ресурсы. По оценкам «израильского» правительства, стоимость товаров, производимых в поселениях на Западном берегу и экспортируемых в Европу, составляет около 300 миллионов долларов США в год. Кроме того, «израильские» «поселенцы» регулярно устраивают физические нападения на палестинцев и портят их имущество, избегая при этом какого бы то ни было уголовного преследования.
4. Свобода передвижения нарушается постоянно. «Израиль» осуществил сегрегацию дорожных систем таким образом, что палестинцам запрещено ездить по более чем 65 км дорог на Западном берегу, пользоваться которыми могут только еврейские «поселенцы». Помимо сотен временных дорожных застав, устраиваемых по ситуации то тут, то там, на Западном берегу имеется 99 постоянных КПП . Более того, 712-километровая «стена аннексии» – это воплощение «израильской» оккупации. Стена на 85% возведена на оккупированной территории, а не на «израильской» стороне Линии перемирия (т.н. «зелёной линии»).
5. «Израиль» на протяжении многих лет ограничивает развитие телекоммуникационной отрасли в Палестине и запрещает палестинским операторам связи оказывать услуги по предоставлению интернета в формате «3G», ссылаясь на пресловутые «соображения безопасности». Скорость доступа к сети интернет на оккупированном Западном берегу остаётся одной из самых низких в мире.
«Я люблю Турцию!»
В Палестине я почувствовал себя как дома. Слова «Я из Турции» превращают вас здесь в дорогого соотечественника. «Я люблю Турцию!» и «Я люблю Эрдогана!» – возможно, два предложения, которые я слышал чаще всего в разговорах с местными. В этом смысле турецкий паспорт в Палестине – это привилегия. Палестинцы – одна из немногих наций, выразивших солидарность с Турцией и её народом; после неудавшегося июльского путча они массово вышли на улицы с турецкими флагами.
«Ты пробыл здесь больше двух месяцев, – сказал мне мой палестинский друг. – Ты хочешь уехать из Палестины?»
«Нет, – ответил я без колебаний. – Я не хочу, но должен».
Я люблю мою страну.
Я люблю Палестину.
И у меня нет другого выбора.
Семухи Синаноглу
ЗАПИСКИ СУЛТАНШИ или ЗАМУЖЕМ ЗА ПАЛЕСТИНОЙ. - роман
Часть первая.
1. Судьба
Все началось с того, что я, к полной неожиданности всех своих друзей и родных, десять лет назад вышла замуж за палестинца. Вернее, если уж быть точной, то началось все еще на год раньше. Именно тогда моя лучшая подруга и тезка, Лена из Ташкента, с которой мы вместе учились в университете, нагадала мне роковые перемены.
Через два месяца в твоей жизни появится дальний человек, который изменит твою жизнь так, как ты того не ожидаешь,- с выражением вычитывала она мне из какой-то старинной Книги Судеб, то мечтательно поднимая брови, то заговорнищецки подмигивая. – Слышь, Ленка, - дальний!
Дальний или дельный? – переспросила третья наша соседка по комнате в общежитии, тихоня Наташа. – Может, это бизнесмен какой-нибудь имеется в виду?
- Если бы там был написан дельный, я б его так и прочитала! – Ленка выразительно уставилась на нее. – А тут именно "дальний". Какой-нибудь иногородний, наверное. Или вообще иностранец.
- Ну, это мне не грозит! – уверенно рассмеялась я. Никогда раньше я не представляла себе такой перспективы и даже не имела знакомых иностранцев.
Но видно и вправду там, наверху, все уже было предрешено: ровно через два месяца и три дня я таки встретила своего "дальнего человека".
Дело было в марте, когда сосульки блестят и тают на солнце, под ногами - слякоть, а в голове – весна, и никакие мысли об учебе туда не забредают. Я пришла на дискотеку и вот уже добрых четверть часа оглядывалась по залу, разыскивая в колышущемся море танцующих Ленку и других подруг. Неожиданно прямо над моим ухом раздался мужской голос, силящийся перекрыть громкую музыку:
Посмотришь, так все русские девушки мечтают выйти замуж за американца!
Я обернулась. Без сомнения, высокий симпатичный парень, стоявший слева, обращался именно ко мне.
- Откуда такие выводы? – так-же громко уточнила я.
- Я имею в виду песню, - белозубо улыбнулся он.
Легкий акцент да смугловатый цвет лица выдавали в собеседнике иностранца, но по-русски он говорил на удивление хорошо.
Песню? Я вслушалась. Звучал известный шлягер сезона; "американ бой, американ джой*, уеду с тобой, Москва, прощай!.." – подпевали все в зале хором, дружно прыгая и извиваясь в шальном студенческом плясе. "Все девушки мечтают..." Я улыбнулась.
- Да нет, не все, - ответила, спокойно выдерживая горящий взгляд карих глаз.
- Ну и отлично, - не растерялся мой иностранный собеседник, - тогда мне повезло.
Мы разговорились. Он оказался интересным собеседником, а модная прическа, белозубая улыбка и широкие плечи – все это наверняка не оставляло девушек равнодушными. Во всяком случае, мои одногруппницы, которые вскоре сами меня разыскали, многозначительно и даже несколько завистливо поглядывали на нас. Ленка-же во время медленного танца умудрилась пару раз меня ущипнуть, незаметно подмигивая – мол, одобряю - классный парень!
А вот сама я это знакомство серьезно не восприняла. В моем понятии иностранцы все были одинаковыми – то есть именно такими, как друг пятикурсницы Вали, красивый и свободный марроканец, живший с ней больше двух лет и хладнокровно укативший к себе в Марроко, бросив ее с ребенком на руках. К тому же в почитателях у меня никогда недостатка не было, и к мужскому вниманию я относилась весьма спокойно.
Как бы там ни было, мы с ним протанцевали, просмеялись и проболтали весь вечер; время пролетело незаметно. А потом я исчезла, не дав парню опомниться.
Ушла – и забыла. Но он не забыл. Зная только мое имя (назвать фамилию или адрес я, конечно, отказалась), этот настырный палестинец искал меня по университету почти три недели. Нашел, и – сама не пойму, как это случилось - мы с ним стали встречаться.
Честно говоря, до этого рокового знакомства о Палестине я имела самое смутное представление. Проще говоря – только то, что это какая-то страна, не то африканская, не то южноамериканская. Политика меня, как и многих моих ровестниц, практически не интересовала. И даже то, что мне потом уже в минуты откровения порассказывал новый друг, меня почему-то мало насторожило. Теперь я и сама удивляюсь, как могла так равнодушно относится к своему будущему. Но - с другой стороны - кто-же мог знать, что это она и есть – моя судьба?
Помню, как однажды еще в самом начале наших с ним отношений ко мне привязалась толстая и глупая, но ужасно любопытная однокурсница Лариска. Дело было воскресным утром на общежитской кухне. Мы обе, кутаясь в халаты и позевывая, варили каждая в своей кастрюле неизменную студенческую вермишель. В ожидании, пока она будет готова, я резала и поджаривала сосиски и открывала банку с кабачковой икрой. Лариска-же просто лежала локтями на широком кухонном подоконнике и пялилась на редких утренних прохожих.
Вдруг она обернулась и ни с того ни с сего брякнула:
- Слушай, а этот черненький... иностранец... Ну, длинный он такой, спортсмен... С которым мы тебя вчера в кино встретили, ну?.. – Ее прыщатое лицо исказилось - не то от мук словотворчества, не то – от любопытства.
- А что, собственно, тебя интересует? – напрямик спросила я.
- Нет, ничего, я просто... – она помялась. - Я имею в виду – он не афганец, случайно?
- Нет. Совершенно случайно не афганец. А что?
- Да нет, ничего. Считай, что тебе повезло. Эти афганцы – гады. Женятся на наших девках – разных дурах-блондинках, которые за иностранцами бегают, - а потом увозят их в Афганистан и обменивают там на трактор, представляешь? – Лариска скорчила брезгливую гримасу, отчего ее нос стал похож на клюв хищной птицы. – У них в стране разруха.
- Кто это сказал тебе такое – о тракторах? – подозрительно посмотрела я на нее.
- Знаю. Рассказывали. А этот твой... Он что – араб, что-ли?
- Угу.
- Не из Саудовской Аравии, случайно? Там, говорят, все богатые. Нефть! Одна девка рассказывала, будто бы даже унитазы у них там из золота... Врет, наверное: на такой толчок и садиться было-бы жалко! – И она захихикала, видимо, представляя себя сидящей на золотом унитазе.
Меня вдруг охватил дикий соблазн ответить, что да, мол, именно из Саудовской. И что у них там не только унитазы золотые, но и стекла в окнах из горного хрусталя. Но я сдержалась – а вдруг поверит? Представив себе все возможные последствия, я решила сказать правду (все равно ведь не отвяжется):
- Нет, он из Палестины.
- А родители у него богатые хоть?
- Хоть, хоть, - я неопределенно покачала головой.
- Нет, я серьезно!
- А серьезно... Были богатыми. Ты Иерусалим знаешь?
- Конечно.
- Так вот, там почти пол-города на их земле построено. У его родителей там были оливковые плантации.
- Оливки – это которые маслины? Я однажды попробовала – такая гадость!.. Ну, а потом они эти плантации продали, что-ли?
- Не-а. В 48-м году их евреи раскулачили. – Мне наконец удалось открыть банку, и я вытряхнула икру на тарелку.
- Как это – раскулачили?
- Как-как... Обыкновенно. Забрали – и все.
- Ничего не поняла, - Лариска потрусила головой. – Конфискация имущества или как? Что они там натворили?
- Да ничего они не натворили, - я улыбнулась, глядя на нее. – Просто пришли вооруженные евреи и очистили территорию.
- В смысле? Захватили?
- В смысле - было такое постановление ООН: "подвинуть" арабов в Палестине и освободившуюся территорию заселить евреями из Европы. Так появился Израиль.
- Странное какое-то постановление, – она с сомнением посмотрела на меня. - Правда, что-ли? С ума сойти...– Ну и где-же эти арабы теперь живут?
- А я откуда знаю? – пожала я плечами. - На оставшейся территории живут, кто где снял квартиру. Или, может быть, купили. Есть, вроде, какие-то лагеря беженцев. Там бесплатно построили землянки – или хижины? - для тех, кто без средств остался.
- И этот твой из лагеря, что-ли?
- Нет. Они, говорит, квартиру снимают.
- Пол-Иерусалима имели, а теперь снимают? – недоверчиво протянула она.
Я молча пожала плечами. Разговор начинал действовать мне на нервы.
- Классно! Но им хотя-бы деньгами все это компенсировали?
- Говорю-же тебе – нет. У них там вообще до сих пор оккупация.
Лариска молчала, обалдело уставившись на меня. Я ее окончательно добила. На толстом лице теперь соседствовали недоумение и разочарование. Потешаясь про себя произведенным эффектом, я слила свою вермишель над раковиной и стала собирать со стола вещи.
- Вот такие вот дела, Лариса, - подвела итог разговора, уже направляясь к выходу.
- Слушай, Ленка, - ты издеваешься надо мной, что-ли? – подозрительно спросила она.
- Ну привет! Ты спрашиваешь, я – отвечаю.
Однокурсница недоуменно передернула плечом:
- Тогда я не понимаю – а зачем он тебе сдался? Мало у тебя ухажеров, что-ли? Вон их сколько вьется...
- Не обращай внимания, - посоветовала я ей, - пускай себе вьются.- И вышла.
Осторожно передвигаясь с полными руками по коридору, я злилась: "Дура эта Лариска. И я не лучше. Тоже мне – нашла с кем откровенничать!"
Но в одном Лариска действительно была права: я слишком непрактично на все смотрела. Впрочем, в этом возрасте немногие бывают более "приземленными". И эти разговоры об истории Палестины меня тогда почему-то не пугали. Просто слушала, как очередную сказку из "Тысячи и одной ночи". 1948 год - да моей мамы тогда еще на свете не было!
В общем, мы с моим палестинским арабом так и продолжали встречаться. И скоро стало ясно, что это – судьба.
А от судьбы, как известно, не убежишь.
